Почему Александра Сергеевича Пушкина называют родоначальником современного русского языка? Ответ на этот вопрос даёт «Словарь языка Пушкина», включающий более 21 тысячи лексических единиц. Но все ли из них нам понятны и знакомы?
«Словарь языка Пушкина» состоит из четырех томов и включает лексику, использовавшуюся в поэтических, прозаических и эпистолярных произведениях автора. Большинство слов и выражений нам понятны, однако встречаются и такие, которые нуждаются в дополнительном толковании.
Например, слово барыня нам известно, а вот кто такая барская барыня – загадка. Оказывается, так называли ключницу, экономку из дворни. «Наконец приблизилась старая барская барыня…» («Пиковая дама»).
Сейчас о собаке говорят, что она дворовая, а у Пушкина встречается еще одна форма этого прилагательного – дворная: «Она целый день в саду или в поле с книгой в руках, окружена дворными собаками, говорит о погоде на распев и с чувством потчует вареньем» («Роман в письмах»).
Басурманка – это не только иноземка, иноверка, мусульманка. Это еще и разбойница, шалунья. Кроме того, Пушкин в стихотворении «Гусар» употребляет это существительное в значении, близком к понятию «ведьма»: «И вдруг на венике верхом взвилась в трубу и улизнула. – Эге! Смекнул в минуту я: Кума-то, видно, басурманка».
Наперсница - (от устар. перси – «грудь») та, которой поверяют сокровенные мысли и тайны; задушевная подруга. В этом определении перси и душа сближаются по месту их нахождения на теле человека, ибо одно из значений слова душа - ямочка между ключицами. (Здесь, за душой, обычно хранили деньги, отсюда и буквальный смысл выражения За душой нет ни гроша.)
Параша эта
Наперсница ее затей;
Шьет, моет, вести переносит,
Изношенных капотов просит,
Порою с барином шалит,
Порой на барина кричит
И лжет пред барыней отважно.
(«Граф Нулин»).
Из этого краткого, но такого ёмкого описания следует простая мысль: никому нельзя доверять, особенно коварным наперсницам из числа лживых дворовых девок.
В романе «Евгений Онегин» в монологе терзаемого ревностью Ленского встречается редкое прилагательное - двухутренний:
Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Двухутренний – существующий только второе утро. Этим прилагательным (в отличие от «двухдневный») автор усиливает признак начала жизни, неопытности юной девы.
Еще одна интересная история скрывается за словом облатка. В романе Пушкина оно употреблено в значении «кружочек из бумаги с клеем для запечатывания писем»: «Татьяна то вздохнет, то охнет;/ Письмо дрожит в ее руке,/ Облатка розовая сохнет/ На воспаленном языке». Но слово это многозначное: облатка — это еще и кружок из теста, религиозная выпечка, и лечебная пилюлька в виде капсулы с порошком внутри.
Прилагательное мучительный сейчас означает «причиняющий муку, страдание»: мучительный кашель. Такое толкование не вызывает вопросов. Однако у Пушкина в стихотворной строке Забуду ль гордую мучительную деву встречается иной оттенок значения: мучительный – склонный мучить. Сюжет, явленный в стихотворении «Поедем, я готов…», биографичен: Пушкин получил очередной отказ Гончаровой и хотел уехать в дальнее путешествие, чтобы отвлечься от тяжких дум.
Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я…
Повсюду следовать, надменной убегая:
К подножию ль стены далекого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли, наконец,
Где Тасса не поет уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи,
Где кипарисные благоухают рощи,
Повсюду я готов. Поедем… но, друзья,
Скажите: в странствиях умрет ли страсть моя?
Забуду ль гордую, мучительную деву,
Или к ее ногам, ее младому гневу,
Как дань привычную, любовь я принесу?
Вот и привычное нам слово журналист встречается в пушкинской переписке в ином значении – «издатель журнала»: От того, что книга будет напечатана в марте, а не в январе, сочинитель может потерять несколько тысяч рублей, а журналист несколько сот подписчиков. В этом же значении встречается и пренебрежительный вариант журнальщик: «…освобождение от альманашников, журнальщиков и прочих щепетильных литературщиков».
Ироида – это не вариант женского имени, а стихотворное послание, в котором от лица какого-то исторического героя (чувствуете созвучие?) описываются бедствия и душевные страдания, вызванные, как правило, несчастной любовью: К сему роду должны отнестись те стихотворения, коих формы были известны грекам и римлянам: ода, эклога, ироида, элегия…
Как известно, Пушкин по праву гордился своим славным предком Ганнибалом, отличившимся при штурме НаварИна – турецкого порта и крепости. Прилагательное наваринский встречается в строках «Вот верный брат его, герой архипелага,/ Вот наваринский Ганнибал» («Воспоминания в Царском Селе»). Внимательному читателю это прилагательное могло встретиться в «Мёртвых душах» Гоголя, в том эпизоде, когда Чичиков пошил себе фрак цвета «наваринского пламени с дымом». Оказывается, название этого ультрамодного оттенка было навеяно популярной тогда картиной И. Айвазовского «Наваринский бой». В ней были необыкновенно переданы сложные оттенки моря, а также пламени и смешанного с ним дыма, где сливаются и переходят друг в друга желтое, красное, зелёное, коричневое... Чичиков, как известно, сначала искал на ярмарке любимое сукно «брусничных цветов с искрой», затем «бутылочных» оттенков, а приобрёл нечто экстравагантное - желто-зелено-коричневое, то есть того самого «наваринского дыму с пламенем».
Кстати, новомодный фрак вполне во времена Пушкина мог именоваться рухлядью. В современном понимании рухлядь – это всякий ненужный хлам, но двести с лишним лет назад этим словом обозначали домашний скарб, утварь, накопленное годами имущество, предметы гардероба. В «Капитанской дочке» в эпизоде грабежа читаем: «Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну... Один уже успел нарядиться в ее душегрейку... Другие таскали перины, сундуки, чайную посуду, белье и всю рухлядь». Как видим, в этом контексте слово не имеет пренебрежительного оттенка, а обозначает то, что нажито, пожитки.
«Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими», - писал Пушкин. Тут и гармония грамматики, и сладкозвучие, и богатство лексики, и «простонародное наречие», приближенное к книжному… В результате такой интеграции и гениального языкового чутья Пушкина появился язык как укрощенная великим поэтом «стихия, данная нам для сообщения наших мыслей». Потому «Словарь языка Пушкина» - это интереснейшая находка для тех, кому хочется понять значения как привычных, так и необычных слов, погрузиться в лингвистические и исторические изыскания, чтобы по достоинству оценить пушкинский вклад в развитие современного русского языка.
Автор: Тамара Скок
