«Ищите женщину!» - так говорят, когда хотят обнаружить скрытое или явное влияние дамы на ход какого-либо события или на чью-то судьбу. Писатели, способные глубоко мыслить и переживать, тонко чувствуют женщин и подвержены их влиянию. Ф. М. Достоевский не исключение.
Мария Федоровна Достоевская (Нечаева). Изображение: fedordostoevsky.ru
Начать следует, конечно, с матушки – Марии Федоровны, любящей, заботливой, творческой натуры. Ей была свойственна некоторая жертвенность и особая эмпатия: даже гневливые речи или несправедливые замечания супруга она воспринимала мудро, с пониманием, старалась свести на нет его тревожные мысли и подозрения. Вместо упрёков и раздражения – слова утешения. Вот фрагмент её письма к мужу: «Последнее письмо твое сразило меня совершенно; пишешь, что ты расстроен, растерзан душою так, что в жизни своей никогда не испытал такого терзания, а что так крушит тебя — ничего не пишешь. Неужели думаешь, что грусть твоя чужда моему сердцу, а ответы твои на письмо мое столь холодны и отрывисты, что я не знаю, отчего такая перемена. Насчет моих денег — не удивляйся и не сумневайся, мой друг, они суть остатки моей бережливости... Расходам своим я веду счет, и при свидании ты его от меня получишь и не будешь удивляться моему богатству; своих же я никогда не имела от тебя скрытных и даже одной копейки. В прошедшем письме твоем ты упрекнул меня изжогою, говоря, что в прежних беременностях я ее никогда не имела. Друг мой, думаю, не терзают ли тебя те же гибельные для нас обоих и несправедливые подозрения в неверности моей к тебе, и ежели я не ошибаюсь, то клянусь тебе, друг мой, самим Богом, небом и землею, детьми моими и всем моим счастьем и жизнью моею, что никогда не была и не буду преступницею сердечной клятвы моей, данной тебе, другу милому, единственному моему пред Святым алтарем в день нашего брака!.. Рано или поздно Бог по милосердию своему услышит слезные мольбы мои и утешит меня в скорби моей, озарив тебя святою истиной, и откроет тебе всю непорочность души моей!.. Не только спокойствием, и жизнию моею жертвую для тебя. Прощай, поцелуй за меня детей. М. Достоевская».
Эти строки многое объясняют во взаимоотношениях супругов, в их характерах и свойствах психики. Невольно проводятся параллели между отцом Достоевского и сами Федором Михайловичем, а характер письма матери напоминает способность последней жены писателя, А. Г. Сниткиной, успокаивать и понимать своего мужа. Но прежде чем встретить такое понимание, Достоевский испытал немало горестных разочарований.
Первые чувства
Авдотья Яковлевна Панаева. Изображение: 366days.ru
Анна Григорьевна Сниткина в своих воспоминаниях, отринув ревность, старалась объективно воспроизвести все любовные увлечения мужа. Отмечая, что в молодости у Достоевского «не было серьезной горячей любви к какой-нибудь женщине» по причине того, что «он слишком рано начал жить жизнь умственной», и творчество, а затем и политика отодвинули личную жизнь на второй план, Анна Григорьевна всё же упоминает о той, кто пленил молодого писателя. Авдотья Панаева, красивая, умная, кумир многих молодых литераторов сороковых годов XIX века, покорила и молодого Достоевского. В письмах брату Михаилу, которому он поверял все свои тайны, писатель признавался: «Вчера я в первый раз был у Панаева и, кажется, влюбился в его жену. Она умна и хорошенькая, вдобавок любезна и пряма донельзя», «Я был влюблен не на шутку в Панаеву, теперь проходит, а не знаю ещё…» Некоторые исследователи полагают, что Панаева стала прототипом своей тёзки – Авдотьи Романовны Раскольниковой, по крайней мере, внешние черты довольно узнаваемы: ««Волосы тёмно-русые, глаза почти чёрные, сверкающие, гордые и в то же время иногда, минутами, необыкновенно добрые. Она была бледна, но не болезненно бледна; лицо её сияло свежестью и здоровьем. Рот у ней был немного мал, нижняя же губка, свежая и алая, чуть-чуть выдавалась вперед, вместе с подбородком, — единственная неправильность в этом прекрасном лице, но придававшая ему особенную характерность и, между прочим, как будто надменность…».
А. Г. Достоевская великодушно именовала этот эпизод мимолетным увлечением своего мужа и находила следующее, вполне правдоподобное оправдание: Панаева проявила сострадание к подвергавшемуся насмешкам со стороны литераторов Федору Михайловичу и «встретила за это с его стороны сердечную благодарность».
Мария Дмитриевна Исаева. Изображение: Commons.wikimedia.org
Другое дело – первая жена писателя, Мария Дмитриевна Исаева (Констант). Накал страстей был нешуточный, а взаимоотношения полны трагизма. Знакомство с семьёй Исаевых произошло после каторги, в Семипалатинске. Достоевский искренне к ним привязался, с трудом переживал разлуку, когда муж Марии Дмитриевны получил назначение в другой город. Вскоре овдовевшая молодая женщина осталась на чужбине без поддержки, с сыном на руках, и Достоевский рад был протянуть руку помощи. Он занимает деньги и пересылает ей, и счастлив, что она их приняла. В письме сестре он рассказывает о своих чувствах к М. Исаевой: «Я давно уже люблю эту женщину до безумия, больше жизни моей. Если бы ты знала этого ангела, ты не удивилась бы. В ней столько превосходных, прекрасных качеств. Умна, мила, образованна, как редко бывают образованны женщины, с характером кротким, понимающая свои обязанности, религиозная». Но в браке супруги счастья не обрели: нужда, болезни, ревность, неудовлетворенность своим положением, ссоры и бесконечные выяснения отношений отравляли существование. И даже переезд в Петербург не помог, напротив, пагубно сказался на здоровье Марии Дмитриевны, и вскоре она погибла от чахотки. Эту любовь-страдание Достоевский описывал так: «Несмотря на то, что мы были с ней положительно несчастны вместе – по её страстному, мнительному и болезненно-фантастическому характеру, - мы не могли перестать любить друг друга; даже чем несчастнее были, тем более привязывались друг к другу». Эти сильные чувства нашли своё отражение и в творчестве писателя. Образ Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание» имеет портретное сходство с Марией Исаевой и частично воспроизводит ее судьбу. Анна Григорьевна Сниткина, посвященная во все подробности этого периода жизни Достоевского, отмечала, что «это было первое настоящее сильное чувство со всеми его радостями и муками».
Выдающиеся сестры
Анна и Софья Корвин-Круковские. Изображение: zen.yandex.ru/media/dailytalking
В шестидесятые годы XIX столетия женщины России стали активно участвовать в общественной жизни и стремились получить образование, самореализоваться, заявить о своих талантах. Так получилось, что в судьбе Достоевского отметились сразу две незаурядные сестринские пары. Первая – это Анна и Софья Корвин-Круковские. Анна, подписавшись мужским псевдонимом, прислала в журнал «Эпоха» две повести и получила одобрение и лестный отзыв Достоевского. При встрече она произвела сильное впечатление на писателя. Дочь генерал-лейтенанта Василия Корвин-Круковского была девушкой заметной: высокая и стройная блондинка, красавица и гордячка, умная и независимая. Именно последнее свойство её характера стало препятствием во взаимоотношениях с Достоевским. Когда писатель признался Анне в своих чувствах, девушка ответила отказом. Становиться тенью гения ей не хотелось. Её дальнейшая судьба - это череда решительных поступков: она стала женой французского революционера, участвовала в Парижской коммуне, затем переехала в Швейцарию, где стала членом Русской секции Первого Интернационала. После вернулась в Россию и вместе с мужем составила отличную «Французскую хрестоматию для средних и старших классов» (Санкт-Петербург, 1877-1878). О романтических отношениях Анны с Ф. М. Достоевским в своих «Воспоминаниях детства» рассказала её знаменитая сестра – Софья Корвин-Круковская, в замужестве Ковалевская. Будущий доктор философии Геттингенского университета, профессор математики Стокгольмского университета и член-корреспондент Российской академии наук, в возрасте пятнадцати лет она была тайно влюблена в воздыхателя старшей сестры. Когда Федор Михайлович предложил руку и сердце Анне, Соня страдала: «Ну и пусть её любит, пусть на ней женится, мне какое дело!.. Всем хорошо, всем хорошо, только мне одной...» - описывала она позже свои чувства и мысли в «Воспоминаниях детства».
Задушевные беседы с сестрами, их споры и откровения не прошли для писателя бесследно. Девицы Корвин-Круковские стали прототипами сестер Епанчиных в романе Достоевского «Идиот».
Вторая пара сестер – это Аполлинария и Надежда Сусловы, дочери нижегородского фабриканта, получившие от отца карт-бланш: занимайтесь чем хотите, выбирайте дело по душе. Надежда захотела стать врачом, уехала учиться в Швейцарию и даже защитила диссертацию в Цюрихе. Практиковала в Берлине, Вене, Лондоне, Лозанне, вышла замуж за швейцарского учёного-гигиениста Фридриха Эрисмана и вернулась вместе с ним в Нижний Новгород, чтобы лечить людей в провинции. Она много лет безвозмездно оказывала медицинскую помощь, добилась признания на родине и стала первой в России женщиной-врачом, доктором медицины.
Аполлинария Прокофьевна Суслова. Изображение: geni.com
Аполлинария Суслова уступала сестре в интеллекте, но была особой привлекательной и тщеславной. Встретившись с Достоевским на одной из его публичных лекций, девушка пришла в восхищение от его таланта и написала литератору восторженное письмо. Роман развивался стремительно, и влюбленные вскоре отправились за границу, несмотря на болезнь жены Достоевского. Аполлинария понужала писателя бросить «эту чахоточную» и жениться на ней. Эмоции били через край, ей хотелось больше страсти, обожания, предельных ощущений. Всё это выматывало и увлекало одновременно. Управлять такой женщиной и предугадывать её поведение и настроение невозможно. Писатель сделался заложником этих отношений надолго. Даже живя в браке с А.Г. Сниткиной, он продолжал переписку с Сусловой, чем вызывал в жене вполне закономерную ревность. В своих воспоминаниях она воспроизводит эпизод, когда Достоевский читал очередное письмо: «Он долго перечитывал первую страницу, потом наконец прочел и весь покраснел. Мне показалось, что у него дрожали руки… Он горько улыбался. Такой улыбки я еще никогда у него не видала. Это была улыбка презрения или жалости, какая-то жалкая, потерянная улыбка. Потом он сделался ужасно как рассеян, едва понимал, о чем я говорю».
Когда Сусловой было уже за сорок, она вышла замуж за молоденького гимназиста и мотала ему нервы, что называется, по полной программе. Этим гимназистиком оказался будущий философ Василий Розанов, от которого она сбежала со своим новым возлюбленным и двадцать лет не давала мужу развод. Розанов страшно переживал. В одном из писем он признавался: «Я плакал и месяца два не знал, что делать, куда деваться». Он даже просил отца Сусловой заставить дочь одуматься, но тот назвал ее «врагом рода человеческого» и открестился. Хотя Розанов и дал неверной жене презрительное прозвище «Суслиха», всё же он отмечал, что «она была великолепна, по стилю души совершенно русская, раскольница, хлыстовская Богородица», с которой «было трудно», но которую «невозможно забыть». Надо заметить, что после расставания с женой Василий Розанов создал все свои самые значительные произведения, а для Достоевского Суслова послужила прототипом сразу нескольких героинь, в том числе таких ярких женских образов, как Полина из «Игрока» и Настасья Филипповна из романа «Идиот».
Нарциссизм и больной эгоизм Аполлинарии Сусловой, по мнению Достоевского, были колоссальны, при этом писатель все же признавал её огромное влияние на его душевное состояние: «Я люблю её еще до сих пор, очень люблю, но я уже не хотел бы любить ее. Она не стоит такой любви. Мне жаль ее, потому что, предвижу, она вечно будет несчастна. Кто требует от другого всего, а сам избавляет себя от всех обязанностей, тот никогда не найдет счастья», – сожалел он.
Последняя любовь
Анна Григорьевна Сниткина. Изображение: fedordostoevsky.ru
«Ищите любви и копите любовь в сердцах ваших. Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих», - писал Достоевский в своём дневнике. В браке с Анной Григорьевной Сниткиной это перерождение произошло обоюдно, но не скоро: потребовалось много усилий и времени, чтобы преодолеть пагубные привычки Достоевского, стабилизировать психоэмоциональное состояние, научиться чувствовать и понимать друг друга. Надо отдать должное смелости Анны Григорьевны: будучи молоденькой стенографисткой, пришедшей на помощь находящемуся в бедственном положении писателю, она не испугалась трудностей, не обиделась на вспышки гнева, а прониклась пониманием и состраданием. Вспоминая первую встречу с Федором Михайловичем, она так обрисовала свои впечатления: «Я видела перед собой человека страшно несчастного, убитого, замученного. Он имел вид человека, у которого сегодня-вчера умер кто-либо из близких сердцу; человека, которого поразила какая-нибудь страшная беда. Когда я вышла от Федора Михайловича, мое розовое, счастливое настроение разлетелось, как дым… Мои радужные мечты разрушились…». Однако печаль и подавленность после первой встречи не стали препятствием на пути их совместного труда, и вскоре «Игрок» был застенографирован, а рукопись была в срок сдана издателю. Это было в октябре 1866 года, а в феврале 1867 года Достоевский и Сниткина обвенчались.
Неопытность, доверчивость, впечатлительность, умение наивно радоваться миру – всё это в юной жене и привлекало и печалило одновременно. «Характер мой больной, и я предвидел, что она со мной намучается», - писал Достоевский. Длительное заграничное путешествие, действительно, стало для обоих большим испытанием: неконтролируемая игромания, отчаяние от проигрышей, заклад почти всех вещей, отсутствие средств к существованию, потеря первого ребенка, напряженная работа над рукописями – беды сыпались на их головы одна за другой. Но лишения их сблизили и даже закалили перед будущими трудностями. Снисходительность и понимание Анны Григорьевны были того же свойства, что и когда-то чувства матушки писателя к своему супругу. И методы преодоления семейных неурядиц те же: терпение, понимание, жалость, увещевания, действенная помощь.
Она подарила ему детей, организовала быт, выправила финансовое положение. После смерти писателя издала полное собрание его сочинений, передала в музей рукописи Достоевского, создала воспоминания, в которых личность Федора Михайловича вырисовывается детально и с любовью. Анна Григорьевна пережила своего мужа на 37 лет.
В своих воспоминаниях она писала: «Федор Михайлович иногда говорил мне: “Ты единственная из женщин, которая поняла меня!”» и сравнивала свое отношение к супругу с надежной стеной, к которой можно «прислониться, и она не уронит и согреет». Достоевский в свое время писал матери своей жены: «Аня меня любит, а я никогда в жизни еще не был так счастлив, как с нею. Она кротка, добра, умна, верит в меня, и до того заставила меня привязаться к себе любовью, что, кажется, я бы теперь без нее умер». А Анна Григорьевна, несмотря на существенную разницу в возрасте, считала своего мужа настоящим ребенком, милым, простым и наивным, о котором надо заботиться: «Эти-то отношения с обеих сторон и дали нам обоим возможность прожить все четырнадцать лет нашей брачной жизни в возможном для людей счастье на земле».
Тамара Скок
