Владимир Иванович Даль, известный большинству как составитель «Толкового словаря живого великорусского языка», – фигура многогранная, и в его судьбе было много других интересных дел, выходящих за рамки лексикографической работы.
Портрет Владимира Даля, художник - Василий Перов (1872)
Принц Датский
Это прозвище Даль получил из-за отца: Иоганн Кристиан был выходцем из Дании и стал российским подданным лишь за два года до рождения сына, получив при этом новое имя – Иван Матвеевич. Был он всесторонне образованным человеком, знал несколько европейских языков, имел обширные познания в медицине и богословии, занимал должность старшего лекаря Черноморского флота и выслужил звание дворянина. Принц Датский, благодаря привилегиям отца, смог учиться в Петербурге в морском корпусе за казенный счет. После шести лет службы на флоте Владимир Даль решил изменить свою судьбу и стал изучать медицину в Дерптском университете. Диплом Даль получил досрочно и отправился на войну с Турцией. Молодой военный врач спасал раненых и оперировал в сложных полевых условиях, а кроме того, принимал участие в военных действиях, но даже в таком напряженном графике он находил время для занятий литературным трудом, к которому имел постоянную тягу. А сюжетов во время турецкой войны и польской кампании накопилось предостаточно. Даль слушал, наблюдал и пришел к выводу, что необходимо дать солдату в руки такую книжку, чтобы в часы досуга смог он отдохнуть душой и поразмыслить, научиться чему-то доброму и человечному. Даль объединил свои рассказы и заметки в сборник «Солдатские досуги» и снабдил вступлением, в котором были такие слова: «Вот вам, ребята, книжка, которая написана не спроста, а с молитвою; в ней худа не найдете, а найдете одно добро. Она писана для солдат, и похвалюсь, писана таким, который сам сиживал с вами за огоньком, пил из одной с вами манерки, и ел казенные сухари, и видел солдата не только в казарме да на ученье, а видел его и в чистом поле. Затем и найдете вы в книжице этой не одну сушь нагольную, не одну правду простоволосую, а складчину всякого добра…». В книгу вошли небольшие рассказы, написанные простым языком, с обилием разных пословиц и поговорок, выражений, характерных для простой разговорной речи. Движимый благородными порывами автор-составитель, включил в свой сборник то, что пробуждало лучшие чувства и мысли, учило смекалке, находчивости, чести и совестливости, а также гуманности, без которой жизнь человеческая невозможна, тем более на войне. В одном из рассказов сборника с названием «Милосердый воин» Даль описал такой случай: казак Донского войска по фамилии Белоусович храбро дрался с турками, поразил нескольких вражеских солдат и сам «был ранен пистолетною пулей в ладонь навылет». Отправившись в передвижной госпиталь на перевязку, он увидел, что несколько турецких пленных тут же ожидают помощи. Среди них Белоусович заметил и того турка, которого он ранил в голову и сбил с лошади. Турок поклонился, и казак «обрадовался ему что старому приятелю; вынул из кармана двугривенный и подал раненому, сказав: “Не помяни меня лихом. В поле съезжаются, родом не считаются; бил я тебя по службе, а дарю по дружбе”».
Принц Датский – это не только про корни предков, это еще и характеристика склада ума и порывов душевных. И пусть Даль не был особой королевской крови, но вел он себя и мыслил благородно, желая усовершенствовать мир вокруг и действовать на людей добрым словом и хорошим примером.
Зоолог и музейщик
Владимир Даль в молодости. Commons.wikimedia.org
В Толковом словаре Даля немало терминов из области естественных наук, и это не случайно. Природа его весьма интересовала, и потому не удивительно, что, оказавшись в Оренбургском крае в качестве чиновника особых поручений при военном губернаторе В. А. Перовском, Даль взялся за освоение этой пока что мало изученной земли. Его интересовало всё: флора, фауна, минералогия, история края, народы, его населяющие, их язык. Владимир Иванович предложил губернатору начать работы по созданию музея Оренбуржья и нашел в его лице ярого сподвижника. Для начала отобрали четверых молодых людей для обучения в Петербурге искусству изготовления чучел зверей и птиц. Те быстро освоили дело и вернулись в родные края для работы над музейной коллекцией. Под музей выделили помещение при местном училище земледелия и лесоводства, закупили специальную мебель и необходимое оборудование, и началась работа по созданию экспонатов. Через три года Даль, передавая заведование музеем, предъявил опись, согласно которой в зоологическом отделе числилось приличное количество готовых чучел: «Птиц - 136, четвероногих зверей - 22, снятых шкур, но еще не набитых: медведя — 1, оленей — 2, куланов — 4, сайгаков — 14, больших птиц — 11, малых птиц — 197, зверков — 83». Кроме того, был еще целый шкаф с коллекцией минералов.
В поездках по Оренбургскому краю Даль сопровождал в 1833 году Пушкина, а в 1837 - будущего императора Александра II. За работы по созданию коллекций флоры и фауны Оренбуржья, за проведение естественно-исторических работ и создание ряда научных статей Даль был избран членом-корреспондентом Императорской Академии по классу естественных наук.
После возвращения в Петербург В. И. Даль вел в «Литературной газете» авторский раздел «Зверинец», в котором размещал научно-популярные статьи о животных и их повадках: «Волк», «Лиса», «Медведь», «Верблюд», «О домашних животных» и др. Более того, в 1847 г. В. И. Даль создал в соавторстве учебник «Зоология», к которому прилагался прекрасно иллюстрированный атлас, включавший изображения около семисот животных.
По инициативе В.И. Даля и его единомышленников в нашей стране было создано Российское географическое общество.
Один за всех
Толковый словарь живого великорусского языка. Титульный лист 1-го изд.
Потомственный филолог и полиглот Жозеф Скалигер жил в Европе в XVI веке. В 1572 году он завершил составление словаря и издал его под названием «Сокровищница греческого языка». Книга неоднократно переиздавалась в течение трехсот лет, и не одно поколение филологов поминало Скалигера добрым словом. Но сам ученый работу над словарем сравнивал с пыткой:
Если в мучительские осужден кто руки,
Ждет, бедная голова, печали и муки,
Не вели томить его делом кузниц трудных,
Ни посылать в тяжкие работы мест рудных:
Пусть лексикон делает — то одно довлеет:
Всех мук роды сей един труд в себе имеет!
(перевод Феофана Прокоповича).
Своему лексикону В. И. Даль посвятил несколько десятков лет. За это время увлечение переросло в дело всей жизни и потребовало от создателя невероятных усилий. У современных составителей словарей есть помощники: ассистенты, соавторы, корректоры, редакторы, издатели, верстальщики… Даль, вопреки пословице «В одиночку не одолеешь и кочку, а артелью и через гору впору», работал один.
В октябре 1860 года в письме лингвисту Якову Карловичу Гроту Даль благодарит академика за участие и присланные заметки, но сетует на то, что воспользоваться ими не сможет: «половина словаря уже отделана», а на то, чтобы снова взяться за обработанный материал, сил нет. «Я работаю один, а одному и у каши не споро. Не с кем посоветоваться, ниже слова перемолвить об этом деле, которое овладело мною и отбило ото всего. Так прошли чуть не десятки лет…», - писал Даль.
Собранный огромный материал требовал систематизации. В одиночку такую работу провести невероятно сложно. Более того, автору приходилось вычитывать и править то, что было сделано наборщиками: «Труд этот меня одолел, мне с ним далеко, далеко не справиться; пустить бы в люди то, что успел собрать и обработать – и перекрестился бы. Это подготовка для других тружеников, коим будет уже полегче, - пишет Даль Гроту. - Печать идет крайне медленно; я сам справляю ее и держу до десяти справ; только в глазах мельтешит, ничего не видать. А помощников нет!».
Досадовал Даль и на критиков, принявшихся оценивать проделанное Далем и искать в его детище погрешности. Эмоциональное состояние Даля на этапе вёрстки словаря современные психологи оценили бы как выгорание: «Со стороны всякому видно, чего не сделано; а что сделано, того не видать. Забота моя, впрочем, и не та, чтобы товар лицом казать. Дал бы Бог выпустить то, что и как сделано, так пусть правят и чистят другие; а я без всяких прикрас сказать надорвался и тем плохим и немногим, что 30 лет день и ночь работал, я тяну по привычной ноше, как в полусне, продолжаю работу день по дню – но уже притупил к ней и сам не вижу ничего. Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст».
Словарь Владимира Ивановича Даля далек от лексикографического совершенства, и филологи-академисты эталоном его не считают. Однако собранный материал имеет колоссальное значение для науки и русской культуры. Словарь до сих пор в ходу и пользуется большой популярностью у любителей русской словесности.
Оригинальность словаря в том, что он включает в себя не только толкования отдельных слов, но и множество пословиц, поговорок, устойчивых выражений, диалектизмов, народных примет, образцов фольклора… Даль включил в свой словарь около 70 тысяч слов, которые активно использовались в речи, но не были до этого зафиксированы словарями. На страницах словаря встречаются церковнославянизмы и новейшие заимствования, профессиональная терминология и бытовые выражения, книжно-письменная лексика и регионализмы. В словарных статьях Далем иногда приводятся, помимо толкования слов, детальные описания каких-либо народных обрядов (напр. сватовства) или способов изготовления предметов быта (плетение лаптей); устойчивым выражениям нередко дается детальная расшифровка с погружением в историю. Такой подход более характерен для энциклопедических, фразеологических или этимологических словарей. В этом проявился синкретизм далевского подхода, желание автора как можно более детально и точно (а главное – с любовью) изобразить это удивительное явление, эту стихию – живой великорусский язык.
Сказочник
А.Ф. Преснов, А.С. Пушкин и В.И. Даль на бричке. 1983 год. Бумага, ксилография. Berdskasloboda.ru
В своем внимательном отношении к живой речи Даль был близок Пушкину. Обоих интересовала не только собственно народная лексика, но и фольклор, богатейшая сокровищница русского языка. Желая передать манеру русской сказки, её строй и смысловые наслоения (сказка – ложь, да в ней намёк), Даль создаёт и издаёт «первый пяток» сказок под псевдонимом Казак Луганский. Однако, даже создавая сборник сказок, Даль относился к нему как лингвист-просветитель: «Не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — сказка послужила предлогом. Я задал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком и говором, которому открывался такой вольный разгул и широкий простор в народной сказке».
По признанию самого Даля, первые сказки были написаны им еще во время обучения в Дерптском университете, среди них «Сказка о Иване, молодом сержанте, удалой голове, без роду, без племени». Самобытные и отличающиеся социальной остротой сказки в литературной среде были встречены с восторгом, однако цензура вскоре спохватилась и велела уничтожить тираж. Судите сами: в «Сказке о Иване молодом сержанте» царедворцы изображены следующим образом: «Кто взят из грязи да посажен в князи; кто и велик телом, да мал делом; иной с высоку, да без намеку; тот с виду орел, да умом тетерев, личиком беленек, да умом простенек, хоть и не книжен, да хорошо острижен; а которые посмышленее, так все плуты наголо, кто кого сможет, тот того и гложет, ну, словом, живут – только хлеб жуют, едят – небо коптят!». Задают эти царедворцы Ивану службу служить, «а сами за сказки да за пляски, за обеды да за беседы – народ деловой», а если провинятся, будут сурово наказаны – «сосланы на теплые воды полечиться». Конечно, это поклёп на власти и чиновников, сплошь людей достойных, а потому негодные сказки, написанные мужицким языком, уничтожить следовало немедля. Даль сумел спасти лишь несколько книжиц и одну из них подарил Пушкину, а тот в ответ преподнес экземпляр рукописи «Сказки о попе и работнике его Балде».
Интересно, что у Пушкина и у Даля в сказках встречаются цари-тёзки: Дадон Золотой Кошель в «Сказке о Иване молодом сержанте» (1832 г.) и Дадон в «Сказке о золотом петушке» (1834 г.). Имя восходит к народному эпосу о Бове-королевиче, где такой царь фигурировал, но и в словаре Даля оно встречается, правда, как нарицательное существительное, употребляемое для экспрессивной характеристики: додон, додониха – нескладный, несуразный человек.
Считается, что Даль и Пушкин однажды обменялись сюжетами: Владимир Иванович подсказал поэту сюжет сказки о золотой рыбке, а Александр Сергеевич вдохновил Казака Луганского на написание сказки о Георгии Храбром и волке. Эту сказку поэт рассказал Далю, когда в 1833 г. литераторы встретились в Оренбурге, где Пушкин собирал материалы о пугачевском бунте. Позднее Даль её литературно обработал и издал, стараясь сохранить тот вид, в котором сказка бытовала в народе и была пересказана Пушкиным. Интересно, что приключения хищного волка, на долю которого выпадает множество неприятностей, переданы с использованием большого количества тюркизмов. Жалуясь на голод и испрашивая у Георгия Храброго разрешения на охоту, волк говорит на ломаном русском: «Георгий, пришла мая твая просить, дело наша вот какой: мая ашать нада, курсак совсем пропал… коли б кто посулил мне говядинки: куй-иты, сухыр-иты, баранина ль, говядина ль, по мне все равно, был бы только, как калмыки говорят, махан, мясное». Возможно, именно в таком виде, как калмыцкую сказку, пересказывал её и Пушкин, интересовавшийся национальным фольклором народов России.
Хранитель пушкинского сюртука
Памятник А. С. Пушкину и В. И. Далю — одна из достопримечательностей Оренбурга.
А. С. Пушкин, как известно, высоко ценил и работу Даля над словарем, и его лингвистические находки, поскольку сам питал любовь к меткому русскому слову. Услышав когда-то от Владимира Ивановича слово выползина (сброшенная кожа змеи или ужа), Александр Сергеевич со свойственным ему юмором применил его по отношению к недавно сшитому длинному двубортному пиджаку: «Что, хороша выползина? – спросил он у Даля. - Из этой выползины я теперь не скоро выползу. Я в ней такое напишу!». Однако судьба распорядилась иначе. Именно в этом сюртуке Пушкин вскоре стрелялся с Дантесом.
Узнав о трагическом исходе дуэли, Даль поспешил к Пушкину на Мойку и оставался с ним до самой кончины. Поэт подарил на память Далю золотой перстень с изумрудом, и Владимир Иванович с трепетом относился к этому знаку внимания: «Теперь перстень Пушкина для меня настоящий талисман. Как гляну на него, пробежит по мне искорка и хочется приняться за что-нибудь порядочное».
После смерти Пушкина Далю был передан и простреленный сюртук, та самая выползина. «Это чёрный сюртук с небольшою, в ноготок, дырочкою против правого паха. Над этим можно призадуматься. Сюртук этот должно бы сберечь и для потомства; не знаю ещё, как это сделать; в частных руках он легко может затеряться, а у нас некуда отдать подобную вещь на всегдашнее сохранение», - писал Даль.
По воспоминаниям дочери В. И. Даля Ольги, с этим сюртуком связана одна семейная история. Как-то вся фамилия собралась в театр, оделись, стоят в прихожей, ждут только отца, у которого важный посетитель. Время поджимает. «Наконец, он вбежал на лестницу и, прося дам двигаться вперед, сбросил свой вицмундир, сменив его на более подходящий наряд, и, догнав своих, — уехал с ними в театр. Сидя в ложе, он стал осматриваться; его сюртук был в каких-то пятнах, и на боку была круглая дыра. Тогда он понял, какой это был сюртук и чем он был залит. Нагнувшись к матери, он ей тихонько сказал, что ошибкою надел сюртук Пушкина, выразив при этом свое недоуменье, кáк могло это случиться. Оказалось, что в этот день перетряхали и укладывали вещи от моли. И Пушкина сюртук попал не на свое место». Сидящие в соседней ложе услышали этот разговор о сюртуке Пушкина, весть стала распространяться по театру, и вскоре бедный Даль стал предметом всеобщего внимания: его разглядывали в бинокли и лорнеты, во время антракта в ложу заходило множество знакомых, все задавали один и тот же вопрос. Сконфуженный Даль потерял терпение и вынужден был уехать из театра. Позднее пушкинский сюртук Даль передал на сохранение М. П. Погодину.
Бытописатель
Павел Иванович Мельников (псевдоним: Андрей Печерский, также известен как Ме́льников-Печерский) Изображение: rusmir.media.
По воспоминаниям писателя и публицистаго П. Мельникова-Печерско, после того как работа над словарем была благополучно завершена и многолетний труд Даля увидел свет, произошло странное: «Ни один университет не выразил своего уважения к монументальному труду Даля возведением его на степень доктора русской словесности, между тем как дипломы на докторскую степень раздавались зря. Ни один университет не почтил составителя Толкового словаря званием почетного члена или хотя простым приветом неутомимому труженику, окончившему столь великое дело!.. Я не знал человека скромнее и нечестолюбивее Даля, но и его удивило такое равнодушие. Впрочем, я ошибся: один университет, в России находящийся, с должным уважением отнесся к труду Даля. Это университет немецкий, существующий в псковском русском городе Юрьеве, ныне Дерптом именуемом. Оттуда прислали Далю за русский Словарь латинский диплом и немецкую премию».
С подачи М. П. Погодина, предложившего академикам бросить жребий и выйти из Академии вон, предоставив освободившееся место Далю, русская Академия наук единогласно избрала Владимира Ивановича в свои почетные члены, а после присудила Толковому словарю Ломоносовскую премию.
Казалось бы, можно перевести дух, зажить более размеренной и спокойной жизнью, но Владимир Иванович уже не мог без работы. Вскоре он стал писать «Картины русского быта» для журнала «Русский вестник» и «Бытописание» для народного чтения. П. Мельников-Печерский так отзывался об этом: «Бытописание — это Моисеево Пятикнижие, изложенное применительно к понятиям русского простонародья. Труд замечательный по своей ясности, простоте и доступности пониманию малосведущих людей». Даль в этом труде даже выступает иногда в роли проповедника, толкователя некоторых сложных мест Св. Писания применительно к быту «сельщины-деревенщины». Так, объясняя заповеди, он говорит, что церковные праздники – это не гульба, пьянство и чревоугодие, а прежде всего добрые дела и помышления о Боге и о будущем; что нужно много и прилежно трудиться. При этом цензуру и тут смущало, что Даль заменяет в своем «Бытописании» церковные формулировки на простые, обиходные: вместо скинии пишет палатка; брада Аароня у него просто Ааронова борода, а стан израильский - это еврейский табор.
«Картины из русского быта» по жанру напоминали притчи, анекдоты и незатейливые истории. Пёстрое, эклектичное повествование не было обременено явной социальной проблематикой, и потому встретило неодобрительные критические отзывы. Так, Н. Г. Чернышевский в своей рецензии на сборник написал, что «Даль знает десятки тысяч анекдотов из простонародной жизни, собрал чуть ли не до 50 000 русских пословиц и чуть ли не полмиллиона слов и оборотов простонародной речи. А между тем… ровно никакой пользы ни ему, ни его читателю не приносит все его знание. По правде говоря, из его рассказов ни на волос не узнаешь ничего о русском народе, да и в самих-то рассказах не найдешь ни капли народности». Это, конечно, не так. Характеры и нравы российские прописаны в «Картинах быта» очень достоверно, и пусть открытого дидактизма в них мало, но внимательный читатель найдет много истинно русского в описанных типах и сделает выводы об их ценностях и поступках.
Создал Даль и «Картины из быта русских детей» (1874 г.) – сборник совершенно прелестных рассказов о детях, их играх, фантазиях, переживаниях. Написанные с глубокой симпатией и пониманием детской психологии, эти истории из жизни Саши, Миши, Лизы, Васютки и других малышей, барских детей и детей простолюдинов, швеи, башмачника и т.д., воспринимаются не просто как зарисовки из жизни ребятишек, а как сложно устроенный и хрупкий мир, в котором происходит взросление детской души. Рассказы не о быте даже, а о проявлении доброты, о милосердии, внимании к другому, о поддержке слабых и старых, о первой любви и о заступничестве светлых сил.
По воспоминаниям дочерей Даля, Владимир Иванович был очень чутким и добрым, но влияние на детей имел большое, и одним взглядом строгих серых глаз мог остановить расшалившихся дочерей. Одна из них, Екатерина, тоже стала своего рода «бытописательницей», и создала книгу воспоминаний о своем отце.
Под конец жизни В. И. Даль принял православие и, отвечая на вопрос, к какому народу он более себя относит, сказал так: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека — вот, где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа — мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».
Тамара Скок
