Журнал «Иностранная литература» представляет вниманию читателей историю создания сонета английского поэта Перси Биши Шелли «Озимандия» и предлагает сравнить несколько переводов этого произведения о бренности земной власти и вечности искусства.
Перси Биши Шелли «Озимандия». Переводы с английского. Составление и вступление Андрея Корчевского
В 1817 году Британский музей приобретает фрагмент статуи египетского фараона Рамзеса II, датированной приблизительно XIII веком до нашей эры. Известно, что Наполеон Бонапарт предпринимал попытку выкупить этот семитонный фрагмент для Франции, но Англия его опередила. Новый экспонат становится предметом новостных сообщений. Так о статуе узнали банкир и журналист Гораций Смит и его близкий друг, поэт Перси Биши Шелли. Друзья вступили в дружеское соревнование: каждый должен был написать сонет на тему египетского изваяния. Сонет Смита был забавен: по версии автора, в далеком будущем некий охотник обнаруживает развалины Лондона. Современному читателю этот сюжет напомнил бы фантастический фильм «Планета обезьян», где герои, якобы попавшие на неизвестную планету (а на самом деле оказавшиеся «у времени в плену»), находят в пустыне обломки статуи Свободы.
Сонет Шелли не только одержал победу в творческом состязании, но стал и одним из самых известных текстов поэта. Стихотворение появилось в печати 11 января 1818 года в газете «Экзаминер» под псевдонимом Глирастес (греко-латинская конструкция, означающая «любовник сони», поскольку мышка-соня было прозванием жены поэта, создательницы Франкенштейна Мэри Шелли).
Название стихотворения — от греческого имени фараона Рамзеса, звучащего по-английски как «Озимандиас» или «Озимандис», а в русском варианте традиционно интерпретируемого как «Озимандий» или «Озимандия». «Озимандия» Шелли содержит четырнадцать строк, как и полагается сонету, но автор предложил необычную схему рифмовки: ABABACDCEDEFEF. В оригинале сонет Шелли не разделен на строфы. С некоторой долей условности в структуре стихотворения можно различить «октаву» (первые восемь строк) и «секстет» (последние шесть), что сближает «Озимандию» с сонетами Петрарки. Однако у Шелли присутствует нехарактерное для Петрарки пересечение рифм между октавой и секстетом: в «Озимандии» рифмуются седьмая и десятая строки.
О сонете Шелли можно сказать, что он чрезвычайно «перенаселен». В сравнительно коротком стихотворении действуют целых четыре персонажа: автор, встреченный им путешественник, безымянный ваятель и сам Озимандис, Рамзес II. Кажется, будто некий прожектор выхватывает из темноты то одного, то другого персонажа. Повествование меняет угол освещения, точки зрения: читатель находится на неустойчивой почве, текучей, как пески в пустыне. Тем самым подчеркнута основная тема сонета, который становится блистательной отповедью новейшим преобразователям мира, чьи усилия и слава смыты песками времени. Современники высказывали предположение, что Шелли намекал на короля Георгия IV, но мог иметь в виду и Наполеона, и других правителей его эпохи. В целом, антитиранический пафос был чрезвычайно близок Шелли, чьи взгляды пестрели всеми оттенками левизны, от атеизма до анархизма.
Первый русский перевод «Озимандии», автором которого была Анна Барыкова, активная деятельница организации «Народная воля» и родственница графов Толстых, появился в журнале «Северный вестник» в 1886 году. Барыкова проигнорировала сонетную форму и авторскую схему рифмовки, но создала внятное и подробное изложение текста — правда, в шестнадцати строках вместо четырнадцати.
В 1893 году появляется перевод «Озимандии», выполненный Константином Бальмонтом. Пренебрегая необычной рифмовкой сонета у Шелли, Бальмонт заменяет пятистопный ямб на шестистопный — так, вероятно, было привычнее. Корней Чуковский по поводу бальмонтовской «Озимандии» говорил, что переводчик заменил Шелли на некоего поэта Шельмонта, предпочитающего интонации, типичные для самого переводчика.
Традицию перевода «Озимандии» шестистопным ямбом продолжил Валерий Брюсов, чья версия, опубликованная в 1916 году, звучит точнее и строже бальмонтовских вариаций, в которых не было даже попыток следовать исходной форме модифицированного сонета. Интересны позднейшие поиски В. Микушевича и В. Левика, в переводах которых заметно большее внимание к форме оригинала. Впрочем, все перечисленные переводчики применяли произвольное чередование «мужских» и «женских» окончаний в строках; тогда как в оригинале, и это типично для английского сонета, все окончания строк содержат «мужское» ударение на последний слог.
Интересно, как разные переводчики претворяют строфическую структуру стихотворения Шелли. Барыкова и Микушевич, следуя оригиналу, не разделяют стихотворение на строфы. У Бальмонта и Брюсова мы видим четыре строфы, у Левика три. Для Шелли, по всей видимости, было принципиальным продемонстрировать текучий характер текста, подчеркнутый многочисленными разрывами между стихотворными строками.
Поэтические труды Шелли, как известно, не были в полной мере оценены его современниками. Только к концу девятнадцатого столетия имя Шелли обретает достойное место в пантеоне лучших английских стихотворцев. Так, «Общество Шелли», призванное пропагандировать его наследие, было организовано только в 1886 году. Впрочем, магия «Озимандии» очевидна и для современного читателя. Не стареет и главная тема сонета. Венец и бессмертие принадлежат не правителям с их «великими делами», а художнику, способному запечатлеть живое чувство и сохранить его для потомков.
Переводчики наверняка будут еще не раз обращаться к этому замечательному тексту, подбирая новые ключи к его форме и содержанию.
«ИЛ», 2023, № 5
Ozymandias
I met a traveller from an antique land,
Who said— “Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. . . . Near them, on the sand,
Half sunk a shattered visage lies, whose frown,
And wrinkled lip, and sneer of cold command,
Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamped on these lifeless things,
The hand that mocked them, and the heart that fed;
And on the pedestal, these words appear:
My name is Ozymandias, King of Kings;
Look on my Works, ye Mighty, and despair!
Nothing beside remains. Round the decay
Of that colossal Wreck, boundless and bare
The lone and level sands stretch far away.”
1817
Озимандия
Громадный памятник, былых времен святыня,
Стоит в волнах песков безбережной пустыни:
Две каменных ноги, высокий пьедестал,
Полуразрушенный; а рядом в прах упал
Безногий истукан с разбитой головою.
В лице, воссозданном искусною рукою,
В холодных, дышащих презрением чертах,
В усмешке злобной и надменной на устах,
Застыли жившие в жестоком сердце страсти,
Сияет торжество несокрушимой власти.
На пьедестале надпись гордая гласит:
«Я — Озимандия. Я — царь царей. — Великий.
Вот рук моих дела! Завидуйте, владыки!»
И все безжизненно, все пусто, все молчит
Кругом него. Пустыня стелется немая,
Осколки прошлого песками засыпая.
Перевод Анны Барыковой (1886)
Озимандия
Я встретил путника; он шел из стран далеких
И мне сказал: вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.
Из полустертых черт сквозит надменный пламень -
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что могли столетья пережить.
И сохранил слова обломок изваянья:
«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»
Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…
Пустыня мертвая… И небеса над ней…
Перевод Константина Бальмонта (1893)
Озимандия
Мне путник встретился, из древних стран прибывший.
«В пустыне, — он сказал, — две каменных ноги
Стоят, а подле них обломок, сохранивший
Черты лица, лежит, зарывшийся в пески.
Чело и складка губ, изогнутых надменно,
Гласят, что их творец знал глубь страстей и дум
(Что пережили ряд столетий в груде тленной),
Ту руку двигавших, тот направлявших ум.
На пьедестале есть еще слова: «Склоняйтесь!
Се — Озимандия, кто назван Царь Царей.
Мои дела, цари, узрите — и отчайтесь!»
Нет больше ничего. Вокруг больших камней
Безбрежность, пустота, и тянутся далёко
Лишь ровные пески, куда ни глянет око.
Перевод Валерия Брюсова (1916)
Озимандия
Рассказывал мне странник, что в пустыне,
В песках, две каменных ноги стоят
Без туловища с давних пор поныне.
У ног — разбитый лик, чей властный взгляд
Исполнен столь насмешливой гордыни,
Что можно восхититься мастерством,
Которое в таких сердцах читало,
Запечатлев живое в неживом.
И письмена взывают с пьедестала:
«Я Озимандия. Я царь царей.
Моей державе в мире места мало».
Все рушится. Нет ничего быстрей
Песков, которым словно не пристало
Вокруг развалин медлить в беге дней.
Перевод Владимира Микушевича (1975)
Озимандиа
Мне странник рассказал: в полуденной пустыне
Я видел — две ноги громадные стоят,
И не найти ни рук, ни туловища ныне.
В песке — кусок лица. Жестокий, властный взгляд.
Свидетельствует рот о дьявольской гордыне.
Так, жар чужой резцом похитив смело,
Живое в неживом художник воссоздал.
Но прахом стал колосс, распались дух и тело,
Лишь надпись сохранил надменный пьедестал:
«Я — Озимандиа, я царь земных царей.
Бессильна мощь земных владык пред волею моей».
И что ж! Кругом следы гигантского крушенья,
Бесплодный, выжженный простор нагих степей,
И стелется песок без жизни, без движенья.
Перевод Вильгельма Левика (1977)
Озимандис
Однажды странник предо мной возник
И рассказал: есть пара жутких ног
Пустыни посреди, а возле них
Скол статуи лежит, что уберег
Издевку уст, надменность ледяных
Глазниц, и властный лоб. — Так мастерство
Творца живет, хоть мертвого мертвей
И скульптор сам, и господин его!
А с камня знаки проступают въявь:
“Я гордый Озимандис, Царь Царей;
Зри мой Триумф и чаянья оставь”.
Но никого окрест. Вокруг руин
Гиганта — гол и жаден, словно ржавь,
Песок безбрежный тянется один.
Перевод Андрея Корчевского (2023)
Узнать больше о журнале «Иностранная литература» и оформить подписку можно здесь: inostranka.ru, vk.com/journalinostranka.
Доступны для скачивания и чтения все номера за 2023 год. Печатную версию журнала можно заказать на сайте магазина «Лабиринт».
